Марий успел привести свое войско в отличный порядок и пользовался безусловным доверием. Он превосходно понимал все нужды солдата и умел отлично подлаживаться под его настроение. Он умел пользоваться даже суевериями солдатской среды, потому что до известной степени и сам их разделял. Так, например, он в приближении к себе постоянно держал сирийскую прорицательницу Марфу, словам которой, как думали в войске, придавал большое значение. На пути движения варваров Марий занял твердую позицию в укрепленном лагере, который они не могли обойти. Три дня подряд они возобновляли свои нападения на него, и все же выманили осторожного полководца на битву в открытом поле. У него была на это своя цель — приучить своих воинов к способу ведения войны германцами и, кроме того, — оставить варваров в приятном заблуждении, будто римляне ими побеждены. Так и случилось. Тевтоны двинулись дальше по долине Родана, направляясь к местности, в которой, незадолго до того, при горячих источниках около небольшой крепости выросла новая римская колония Аквы Секстиевы. Здесь авангард Мария, последовавшего за воинственными толпами тевтонов, наткнулся на амбронов, отборное кимврское войско, которое, по-видимому, составляло сторожевой полк в арьергарде тевтонов. Амброны были сбиты с позиции, и всю ночь в римском лагере был слышен их шум и вопли, походившие на рев диких зверей, и этот рев служил выражением самых разнообразных ощущений и страстей — яростного ожидания предстоящей битвы и сокрушений о павших в битве товарищах. И действительно, решительная битва последовала на другой же день. Римские легионы, успевшие снова приобрести все спокойствие дисциплинированного мужества, были тесно связаны со своим полководцем твердой уверенностью в его искусстве. И тут со страшной силой появилась навстречу безумному натиску варваров верно направляемая и с несокрушимой правильностью совершаемая атака легиона. Римская пехота была построена в три шеренги, притом так, что вторая замыкала своими рядами промежутки между рядами первой шеренги. Вся эта пехота была вооружена метательными копьями (pilum) и — по испанскому образцу, принятому со времен второй пунической войны — коротким мечом. При таком вооружении бой издали и рукопашные схватки быстро следовали друг за другом и должны были производить сокрушительное действие. Длинное и тонкое железное ратовище метательного копья, законченного небольшим стреловидным острием, было пропущено сквозь деревянную рукоять настолько, что верхняя его часть наполовину торчала из деревяшки, а меньшая часть выставлялась снизу. Когда неприятель подступал на 50–60 шагов к римскому строю, или наоборот римский строй приближался к нему на такое расстояние, то по команде или по сигналу трубы метательные копья градом бросались в неприятеля. Передняя шеренга когорты, за нею вторая, даже третья — выполняли залпы, один за другим. Сила метания этих копий была настолько велика, что деревянные рукояти от них отлетали и копья падали вниз всей своей тяжестью.

Эволюция римского метательного оружия. V в. до н. э. — III в.

Своеобразным оружием легионов был пилум. Он применялся не только как оружие ближнего боя (аналогично копью гоплитов), но и для метания, что расширяло возможности римской тяжелой пехоты и делало ее более универсальной. По-видимому, этот тип оружия появился у этрусков. В гробницах, относящихся к V в. до н. э., были найдены первые образцы (1).