Марий, конечно, не поскупился на обещания в своей выборной речи. Но и он одерживал лишь совершенно бесплодные победы, и понемногу стало выясняться, что война может быть окончена только тогда, когда сам Югурта окажется во власти римлян. С этой целью уже вступили в переговоры с царем Бокхом I, который, вероятно, в это же время пришел к убеждению, что война с Римом может привести его только к утрате власти. В этих переговорах выдающуюся роль сыграл квестор Мария, происходивший из древнепатрицианской фамилии Корнелиев, некто Луций Корнелий Сулла, который до этого был известен только своей родовитостью и распущенностью жизни. Здесь же, в войне, которая от обоих предводителей требовала лукавства и хитрости, Сулла тотчас выступил на первый план, как и потом, во всех случаях, когда ему приходилось разрешать мудреные задачи. Когда переговоры с варварским царьком зашли достаточно далеко, Сулла принял на себя выполнение опасного поручения: отправился ко двору мавританца и убедил его, что ему следует выдать зятя римлянам.

Сулла. По изображению на монете.

И вот с пленным Югуртой, который наконец наткнулся на человека похитрее его, Сулла возвратился в римский лагерь, и война, длившаяся целых 5 лет, была таким образом закончена. Теперь наконец-то появилась возможность отомстить нумидийцу, который так долго издевался над римским могуществом: он был удавлен в старой тюрьме, у подошвы Капитолия. Часть его царства оставили во власти князьков из дома Масиниссы, другую его часть отдали в награду Бокху. Остальное было присоединено к провинции Африка.

Легионер в походе.

С колонны Траяна.

Шест с перекладиной, на котором легионеры переносили в походе провизию, инструменты и личные вещи.

По утверждению античных авторов, был введен Марием, солдаты также дали этому приспособлению прозвище «осел Мария».

Эта война, в основе представлявшая событие весьма второстепенного значения, не была опасна для владычества Рима в Африке, и даже трудно предположить, чтобы в этом дерзком и коварном варварском царьке, который закончил жизнь позорной смертью преступника, таилась часть того громадного честолюбия, которое когда-то руководило действиями Масиниссы. Но в то же время впервые после 500-летнего периода центру римского государства, Италии угрожала непосредственная, действительная опасность, и вот к отвращению ее и обратились теперь все мысли и опасения римских государственных людей.