Однако оказалось, по совершенно справедливому выражению одного из карфагенских послов, что «легче убить народ и оставить в живых город, чем убить город, пощадив народ». Когда в Карфагене узнали о неслыханном требовании римлян, то весь народ разом был охвачен героизмом отчаяния и устремился к последней, с самого начала уже безнадежной и тем более величавой борьбе насмерть. И этот народ, о котором, если рассматривать его в частности, можно немного рассказать достославного, показал теперь, что и кроме материальных благ, к приобретению которых он так неутолимо и беспощадно стремился в течение целых столетий, ему доступно было нечто высшее, облагораживающее человеческую природу — его национальная честь. Карфагеняне с ужасающей решимостью и притом в самое короткое время приготовились к последнему бою, который должен был достославно закончить 800-летнюю историю города.

Античное метательное орудие, катапульта.

Предназначена для прямой, прицельной стрельбы стрелами или каменными ядрами, также относится к классу торсионных метательных машин. В конце XIX в. по описаниям античных авторов были изготовлены реконструкции таких орудий, которые успешно прошли испытания, метая снаряды на 300–350 м.

Трех лет (149–146 гг. до н. э.) борьбы стоило выполнение смертного приговора, произнесенного сенатом. Город Карфаген лежал на полуострове, который к западу соединялся с материком узким перешейком шириной в полчаса пути. Этот перешеек был защищен тройной стеной в 15 метров вышины и в 10 ширины. Восточная и северная стороны города, обращенные к морю, были защищены одиночной стеной. С южной стороны город был прикрыт озером, которое было отделено от моря лишь узкой полосой земли. Здесь, на юго-востоке были расположены карфагенские гавани — большая торговая гавань, которую запирали цепями, а позади ее, к северу, военная гавань. Крайним укреплением была Бирса, расположенная на северо-востоке от военной гавани при море, и высшим пунктом ее святилище, которое греческие писатели называют храмом Асклепиада. Не стоит излагать случайности двух первых лет, в течение которых осада, по-видимому, велась очень дурно. Старый царь Масинисса в течение этого времени умер. Точно так же скончался и недальновидный сторонник разорения Карфагена Марк Порций Катон. Только на третий год наконец во главе войска явился начальник, который довел дело до конца. Это был сын победителя при Пидне, один из Эмилиев, через усыновление перешедший в фамилию Сципионов, Публий Корнелий Сципион Эмилиан. Он начал с того, что преобразовал, как некогда его отец в Фессалии, расстроенное римское войско, затем пресек подвоз припасов к городу. Тогда карфагеняне решились на последнюю попытку — проложить себе дорогу в море, прорезав военную гавань каналом в восточном направлении, чтобы внезапным и быстрым нападением уничтожить римский флот. Но эта попытка не удалась, а болезни и голод сделали свое дело, и тогда Эмилиан пошел на приступ весной 146 г. до н. э. Гавани, торговая площадь были захвачены римлянами. Опять произошла яростная битва на улицах, которые вели вверх к Бирсе. Шесть дней, шесть ночей — так гласят источники — бушевали силы разрушения, пока наконец не двинулось от замка шествие несчастных, моливших о пощаде. Из 700 тысяч населения налицо оказалось всего 50 тысяч таких, которым еще можно было сохранить жизнь. Последнюю битву поддерживала укрывшаяся в храме бога-целителя толпа отчаянных храбрецов — то были, вероятно, римские перебежчики или заклятые фанатики. Последний карфагенский полководец Гасдрубал вышел наконец из храма, умоляя победителей о пощаде, — и получил ее. Не так поступила его супруга, которая, убив своих детей, устремилась с их трупами в пламя пылающего храма и погибла под его развалинами вместе с последними защитниками Карфагена.