Он был действительно всецело поглощен в это время своими приготовлениями к высадке в Англию. С этой целью к Булони было стянуто 150–170 тысяч человек. «Овладев на сутки проливом, мы овладеем миром». Это предприятие было, несомненно, самой желанной мечтой Наполеона, и в Англии смотрели на это дело очень серьезно, что доказывается теми громадными суммами, которые английское правительство пересылало на материк для поддержания там войны, не пренебрегая и подготовкой своей собственной армии. Но надежды Франции не оправдались: французский адмирал Вильнев успел отвлечь эскадру Нельсона ложным морским походом на Вест-Индию, но ему не удалась другая часть плана, именно возвращение к франко-испанскому западному берегу, Ферролю и Бресту, для освобождения блокированных там французской и испанской эскадр и для совместного с ними «овладения на 24 часа Ла-Маншем». Весь план вторжения в Англию был безумием, и если Наполеон никак не мог приступить к нему, то это было для него особенным счастьем.

Он был вынужден отказаться от предприятия, но приготовления к нему послужили к улучшению боевой готовности армии, полностью снаряженной и которую ему оставалось лишь ввести в дело. Это были наилучшие войска, тщательно обученные в течение полутора лет; сам он был в полном расцвете сил: ему было 36 лет; большинство его генералов были того же возраста; все это были люди деятельные, воодушевленные его мыслями. Наполеон всегда глубоко обдумывал свои планы и его решимость вести свои отряды в самое сердце Германии не была плодом гневной вспышки, какой-нибудь до — или послеобеденной импровизации, как то любят представлять французские историки. Диктуя новые планы, отдавая приказы, он входил во все мелкие подробности дела; так, он остановил всю корреспонденцию из Булони до Рейна, с той целью, чтобы весть о его выступлении в поход не дошла преждевременно до его противников.

Его дневной приказ вышел в Булони 1 августа, и мощные боевые колонны стройно двинулись вперед, повинуясь ясной, сознательной, высшей воле, поощрявшей почин и низших военных начальников. Каждый корпус тронулся в свой час и, благодаря замечательным распоряжениям, щадившим солдатские силы, но ценившим и значение времени, прибыл в указанный день на указанный пункт. Такая точность, внушая доверие всем частям войск, была уже наперед ручательством за победу, тем более, что в неприятельском лагере господствовало совершенно противное и союзники долго не знали решительно ничего о движении французов. Положение Германии, обусловленное Люневильским миром, было весьма выгодно для Наполеона. Пруссия не вынимала меча из ножен; южногерманские государства — Баден, Бавария, Вюртемберг — были уже на стороне французов, если не вполне, то хотя б наполовину. При вторжении австрийцев в Баварию (8 сентября), курфюрст Макс Иосиф, не имевший причин быть признательным Австрии, которая посягала на его страну со времен Иосифа II, бежал, предоставя своим войскам усилить армию Бернадота, наступавшую с севера, из Ганновера.

Таким же образом усилили армию Наполеона 4000 баденцев, 10 000 вюртембергцев. Характер заключенных с ними договоров обрисовывается тем, что Наполеон обещает вюртембергскому тирану, курфюрсту Фридриху, помощь против сопротивлявшихся ему местных сеймов. В своей прокламации к 25 000 баварцев, соединившихся под началом Деруа и Вреде с Бернадотом у Вюрцбурга, Наполеон говорит: «Вы последуете примеру своих предков, умевших всегда отстоять свою независимость и политическое существование — эти первые блага нации. Зная вашу доблесть, я льщу себя возможностью сказать, после первого же сражения, вашему государю и моему народу, что вы достойны занять место в рядах моей армии».